ЭДИП И НАРЦИСС: ПРОТИВОРЕЧИЯ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ В ТЕРАПИИ

П.В. Качалов

ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского

___________________________________________________

Зигмунд Фройд (Sigmund Freud, 1856--1939)¹, заложив основы психоанализа как лечебного метода, оставил сложное и внутренне противоречивое наследие, четыре различные модели работы психического аппарата (Bercherie Р. 1983, 1988), которые служат источниками вдохновения для различных школ психоанализа.

      Фройд начинал с лечения неврозов у замечательно образованных и остроумных женщин весёлой Вены и в его работах de la Belle Époque (1900--1910 гг.) отражена первая, истерическая, модель. После Первой мировой войны он за- терапевтическую карьеру в основном лечением (больше дидактическим) неврозов навязчивости у серьёзных мужчин чопорной Англии и пуританской Америки, и в его работах des années folles (1920--1930 гг.) мы находим четвёртую, обсессивную модель. Ссылки на обе невротические модели Фройда у современных психоаналитиков указывают обычно на принадлежность автора к ортодоксальному психоанализу, предпочитающему анализ конфликтов в несознательной (Unbewußte) сексуальности (влечениях) и столь же несознательных защит, т.е., главным образом, -- Эдипова конфликта (почти все французские школы, а также, примерно до начала 1980-х гг., эго-психология в США и школа Анны Фройд в Англии).

        В промежутке между этими двумя эпохами, отчасти под влиянием К.-Г.  Юнга, отчасти в обстановке мировой войны,

_________________

1 Здесь и далее автор предпочитает фонетическую транслитерацию имени Sigmund Freud (прим. ред.).

(1910—1920 гг.), лежит пласт работ по психозам, перверсиям и травматическим неврозам, в которых Фройд открывает вторую, нарциссическую, модель. Эту линию, ставшую боковой, Фройд никогда не оставлял и продолжал в малых но важных работах 1920-х и 30-х гг. по  психозам и фетишизму. Предпочтение этой части фройдовского наследия 20 лет назад являлось уделом ещё вполне маргинальных, но в настоящее время находящихся на подъёме школ “объектных отношений”, предпочитающих анализ реальных ситуаций (нарциссические страдания от неполиткорректных объектов, причём -- внешних, а не внутренних).

Третья, меланхолическая, модель, тоже периода Grande Guerre, служит истоком школы М. Кляйн: грустна диалектика внутренних объектов, добрых и злых, так называемого Сверх-Я (Über-Ich).

Между тем, противоречивость Фройда, несомненно, связана с богатством его клинических интуиций, превосходящим избыточную законченность (и ограниченность) послефройдовых моделей (Bercherie Р., ib.).

Для обеих невротических моделей Фройда характерно отношение к несознательному (Unbewußte и к его проявлениям в психопатологии как к досадному и забавному анахронизму, мешающему нормальной любовной жизни. “Инфантильное, как известно, является источником несознательного. ... В своей чуждости, несознательная продукция есть не что иное, как инфантильный тип умственной работы…” (Freud, 1905b). Ещё точнее, “невротики остались на инфантильном уровне сексуальности или вновь вернулись в это стояние” (Freud S., 1905а). Ядром [Kern] инфантильной сексуальности является Эдип, и “каждое человеческое существо обнаруживает необходимость справиться с Эдиповым комплексом” (Freud S., ib.). “Если Я не смогло достичь ничего более, чем вытеснение этого комплекса, то этот последний несознательно продолжает своё существование в Этом [Es] и позднее манифестирует свой патогенный эффект” (Freud S., 1924b). (Эдип легко разгадывает загадки Сфинги, но ум его бессилен против собственного несознательного комплекса.) И у раннего, и у позднего Фройда несознательным влечениям противостоят защиты (главным образом -- вытеснение): “Тенденция к избеганию воспоминаний о некоторых образах ... поскольку избыток возбуждения при их восприятии [в сознании] вызвал бы неудовольствие” (Freud S., 1899). Впрочем, не только припоминание, но и “исполнение этих [инфантильных] желаний вызвало бы чувство… неудовольствия, и именно это искажение аффекта мы называем вытеснением” (Freud S., ib.). При неврозе “сексуальное вытеснение переходит границы нормы..., любидо останавливается в своём течении... и направляется в коллатеральные протоки” (Freud S., 1905а). Причиной вытеснения инфантильных желаний является двухфазное развитие сексуального влечения у человека. “Патогенное значение этого фактора связано с тем, что Я воспринимает инфантильные сексуальные влечения как опасность, против которой Я защищается так, что в последствии, в пубертате, сексуальные импульсы ... рискуют подпасть под притяжение своих инфантильных прототипов и последовать за ними по пути вытеснения” (Freud S., 1923b), особенно если удовлетворение пубертатных импульсов почему-то затруднено (актуальный фактор неврозогенеза).

     Терапевтические задачи раннего и позднего Фройда в лечении неврозов также перекликаются акцентом на припоминание, осознание и снятие вытеснения. “Лечение должно стремиться к снятию амнезий. Когда все лакуны памяти заполнятся, все загадочные реакции психики объяснены, и продолжение и рецидив невроза становятся невозможны” (Freud S., 1904а). “Лучшее, что мы можем сделать для него [больного] в нашей роли аналитика, [это]... превратить в предсознательное всё, что стало несознательным, всё, что было вытеснено…” (Freud S., 1923b). “Я должно добраться туда, где было Это [Wo Es war soll Ich werden]” (Freud S., 1932). Для достижения осознания аналитик занимает позицию популяризатора своих знаний: “Если бы вы привели больного к принятию... того, что [он] до сих пор отвергал [вытеснял] посредством автоматической регуляции неудовольствия, вы выполнили бы большую часть [вашей] образовательной работы” (Freud S., 1904b). “Врач-аналитик и ослабленное Я больного должны, опираясь на реальный мир, заключить союз против врагов: домогательств влечений Этого [Es] и моральных требований Сверх-Я [Über-Ich]” (Freud S., 1938b). Просвещение требует терпения: “Проявления несознательного связаны с чувством “неудовольствия”, отсюда – сопротивление со стороны больного...” (Freud S., 1904b). Просветитель должен быть тактичным: “ Я [больного] боится [терапевтических] попыток, которые ему кажутся опасными… Чтобы избежать его бегства, его следует постоянно поощрять и успокаивать” (Freud S., 1938b). Пересыпанные аттической солью работы Фройда по сновидениям и остроумию (Freud S., 1899, 1905b) лучше всего показывают его неподражаемое умение находить любидинозные двусмысленности в любых проявлениях несознательной психики, а в практике работы – умелое  извлечение прибавочного смысла из симптомов анализанта, как в случае Доры (Freud S., 1901) или маленького Ганса (Freud S., 1908). Но, в конце концов, психоанализ здесь ведёт к достижению чего-то “большего, чем вытеснение, то есть, в идеале, -- к уничтожению и подавлению [Эдипова] комплекса...” (Freud S., 1924b). (Эдип понимает оракул и оставляет в покое Лая с Иокастой).

       Совершенно иными рисуются патогенез психических болезней и техника их терапии в нарциссической модели

      “При условии добавления [адекватного] материнского ухода” у младенца формируется вторичный [объектный] нарциссизм аутоэротической (=аутистической) автаркии, обретения потерянного рая, ностальгия по которому всегда звучит в отщеплённом психическом функционировании, “которое уже начинает манифестироваться в детских играх, и которое позднее продолжается в виде дневных грёз и отказывается опираться на реальные объекты” (Freud S., 1911). Нарциссизм, первичный и вторичный, находится в очень противоречивых отношениях с сексуальностью. Прежде всего, длительное господство аутоэротизма в сексуальности человека оставляет любидо на несознательных фиксациях. “... В эту эпоху Я-субъект совпадает с тем, что приятно, а внешний мир -- с тем, что безразлично (и даже, если он ещё и вызывает возбуждение, -- с тем, что неприятно)” (Freud S., 1915). При этом субъект долго “остаётся беззащитен против возбуждения [собственных] влечений” и опережающее развитие Я заставляет его обороняться от своей несознательной сексуальности (Freud S., 1913). В конце концов, любидо только из-за собственной переизбыточности выходит из преобъектного состояния: “...необходимость выходить из [первичного] нарциссизма и размещать любидо на объектах ... может ... возникать, лишь когда любидинозная инвестиция Я переходит некоторые [терпимые для Я] границы” (Freud S., 1914b). (Эдип нехотя хромает свою трагедию, мучимый избытком тестостерона? Нарцисс предпочитает сразу утопиться?) Но “ненависть, как объектное отношение, старше любви, она возникает из первичного отказа, которое нарциссическое Я  противопоставляет внешнему миру, вызывающему возбуждение … влечения [самосохранения] Я, и сексуальные влечения могут, в конце концов, привести [Я] к противоречию, повторяющему таковое между любовью и ненавистью” (Freud S., 1915). Так что объектная любовь если и случается, то по рассмотрении оказывается идеализацией, “поразительной сексуальной переоценкой [объекта], которая находит свои истоки в первичном нарциссизме ребёнка и соответствует переносу этого нарциссизма на сексуальный объект” (Freud S., 1914b).

              Соответственно изменениям клинических интересов и обогащению теоретических взглядов Фройда с 1910 по 1920 гг., менялись технические рекомендации по лечению. Переобучение осознанием уступало центральное место переносу. “Мы уже давно не считаем, что больной страдает от своего рода невежества, и что если бы мы это последнее развеяли, … то это сделало бы неизбежным его выздоровление” (Freud S., 1910). Более того “открытие больным их несознательного всегда провоцирует у них обострение конфликтов и симптоматическое ухудшение” (Freud S., ib.). Перенос и направляет любидинозную реинвестицию несознательных фантазий, и сам становится актуализацией этой нарциссической аутопластики. “Всякий человек, которому реальность не приносит полного удовлетворения его потребности в любви, неизбежно обращается с любидинозной надеждой к каждому новому лицу, входящему в его жизнь...” (Freud S., 1912). И ещё откровеннее: “Любидо направляется … в сторону регрессии: реактивирует инфантильное воображение. Аналитическое лечение следует за любидо по этому пути: пытается снова сделать их [инфантильные сексуальные представления] доступным сознанию, чтобы, в конечном счёте, поставить их на службу реальности” (Freud S., ib.). Но интровертированное любидо сопротивляется, ибo сама “привлекательность реальности уменьшилась” и если “мысли о переносе и удаётся, опережая все возможные ассоциации, достигать сознания, то только потому, что против этой мысли сопротивление ничего не имеет” (Freud S., 1924а). “Перенос создаёт своеобразное промежуточное пространство между болезнью и реальной жизнью, пространство, в котором происходит переход от одного к другому” (Freud S., 1914а). Перенос напрашивается туда же, куда “следует отнести непоследовательности, экстравагантности и безумства людские, такие, как половые извращения, принятие [sic!] которых избавляет [людей] от многих вытеснений” (Freud S., 1923а), т. е., по ведомству “расщепления Я в процессе защиты” (Freud S., 1938а), в ходе которого в Я “сосуществали бы две установки: одна, основанная на [несознательном] желании, и другая, основанная на реальности” (Freud S., 1932).

        В этих работах Фройд разрабатывает все концепции психоаналитической негативности: вязкость либидо, моральный мазохизм, потребность в наказании, “навязчивое повторение” (Freud S., 1920), всё, что ведёт к неудаче лечения и к бессилию аналитика в “бесконечном анализе” (Freud S., 1937). При этом эротическое наслаждение в симптоме, одушевляющее работы Фройда по лечению неврозов, как бы исчезает из виду. Единственной слабой надеждой становится не осознание вытесненного -- от него, похоже, больному может стать только хуже -- но связь [Bindung] как “задача высших слоёв психического аппарата [высших корковых центров?] связать возбуждение влечений [низших?]...”; и этот процесс развивается “не то чтобы в позиции к принципу удовольствия, но независимо от него, и отчасти не принимая его во внимание” (Freud S., 1920). В практическом плане всё это означало создание связного психоаналитического романа, с изобретением задним числом событий травматичных объектных отношений раннего детства (травматичных скорее нарциссически, чем сексуально, -- sexual abuse!), которые, возможно, никогда не происходили, как в случае Сергея Панкеева (Freud S., 1914c). Здесь не Эдипов комплекс приходится преодолевать, а нарциссизм, навсегда напуганный генитальной сексуальностью.

    Несмотря на такую противоречивость аксиологии фройдовских моделей -- невротической (Эдиповой) и нарциссической -- в современном психоанализе можно найти авторов, дающих связную картину последовательности осознания и проработки материала в терапии.

    Поверхностное затрагивание Эдиповой тематики в начале анализа образует подготовительный этап к встрече с прегенитальными, нарциссическими, проблемами в середине терапии, которую венчает глубокая проработка Эдипова комплекса в конце лечения (Bouvet М., 1954). Такая  позиция, считающаяся уже классической для большинства французских авторов, имеет несомненное преимущество интеграции всех сторон фройдовских моделей.

   При этом, если содержание материала в начале анализа более или менее Эдипово, то способ его подачи -- всегда нарциссически-регрессивный, о чём говорит преамбавалентная аффективная атмосфера начала лечения (Bouvet М., ib.). Речь  идёт об обстановке “эйфории, опьянения, подъема [élation]” (Grunberger В., 1956), не соответствующей никаким реальным объектным отношениям в прошлом.

    Здесь возможны невероятные, хотя и временные улучшения состояния, связанные с “нарциссической регрессией” (Bouvet М., ib.; Grunberger В., ib.) (ср.: псевдоизлечения всех “кратких психотерапий”).

    Эдиповы истолкования на начальном этапе терапии необходимы и возможны, но лишь с учётом того, что Эдипова интеллектуализация (и врача, и больного) служит защитой от нарциссических ран: легче принять мысль о внешних помехах и запретах, нежели о собственной инфантильной несостоятельности (Grunberger В., ib.).

    Настоящий Эдипов комплекс, амбивалентная аффективная модальность которого совпадает с Эдиповым же конфликтным материалом, представляется возможным анализировать лишь в конце лечения, т.е., после проработки нарциссического материала. Эдипов материал эволюционирует и структурируется в ходе анализа, и мы всегда с новым удивлением констатируем, что если вначале Эдип был лишь бледным наброском, но с мощным аффективным зарядом в переносе, то в конце лечения, наполняясь всё более детальными представлениями о влечениях, прогрессирует с убыванием  переносных чувств, поскольку само Эдипово созревание идёт в направлении рассасывания переноса и окончания анализа. Впрочем, об этом уже говорил Фройд в случае маленького Ганса (Freud S., 1908).

    Интенсивность же аффекта в переносе в начале и в середине терапии связана с сосуществованием проблематики влечений (сексуальности, всегда конфликтной, аморальной, где и само Эдипово генитальное влечение является лишь сублимацией парциальных прегенитальных влечений) и нарциссизма (аконфликтного, антисексуального и всегда -- морального).

     Вопрос морализма и является, по нашему мнению, основной причиной трудности для многих современных аналитиков интеграции обеих фройдовских парадигм -- невротической и нарциссической -- ибо предпочтение последней позволяет самому аналитику чувствовать себя более моральным (добрым, хорошим etc., etc.) нежели их старомодны коллега, продолжающий говорить об Этом. Так что выбор психоаналитических моделей и способность к их взаимодействию в терапии -- это всегда вопрос желания психоаналитика, т.е., -- его противопереноса.

    Между тем пациент обычно приходит на анализ потому, что удовлетворение его влечений в объектных отношениях ему недоступно. Сами рамки анализа (лёжа на кушетке, абстиненция и проч.) симулируют нарциссическое состояние -- сон. Упомянутые же отношения нарциссической регрессии имитируют доконфликтные отношения зависимости от матери. Всякий ли аналитик почувствует желание что-то менять в ситуации? Если не объявлять пациента излечившимся такой нарциссической регрессией (как на “краткосрочной психотерапии”), то такая бесконфликтная зависимость может стать самым простым способом долгосрочной курации. (Сколько вокруг пожизненной харизматической психотерапии -- от квазинаучной до квазирелигиозной!)

   “Доброта для него [аналитика] является наименее вызывающим вину вариантом [техники]. Аналитик, таким образом, предлагает свою любовь, не отдавая себе отчёта, что бросает первые капли в бочку Данаид” (Green А., 1969). Адепты страстных садомазохистских отношений, “ненавлюблённости [hainamoration]” (Lacan J., 1973), в переносе множат свои ряды в эру political correctness. “Но, noмимо того, что эта любовь всегда ненасытна, всегда следует ожидать, что запасы любви истощатся -- поскольку они, и это всегда нелишне сказать, ограничены, аналитик совершает здесь … техническую ошибку, поскольку отвечает на желание пациента -- что, как мы знаем, всегда гибельно. Он [аналитик] становится ... кем-то вроде моралиста, почти священником ... Это тоже самое, что ответить на бредовую симптоматику в плане ея манифестного содержания...” (Green A., 1969).

    При столкновении с нарциссизмом есть всегда самый безвредный для анализа приём -- молчание (Grunberger B., 1956). Молчание, однако, является союзником работы Пенелопы -- развязывания связей, и до какой-то поры молчание незаменимо для разрушения патологических связей, и потому с молчанием мы обходим и шумные жалобы на преследующие объекты и восторги перед объектами идеализированными (в обоих случаях -- нарциссические объектные отношения).

    Нарциссизм имеет свойство избавлять от любых привязанностей и, продолжая молчание слишком долго, аналитик рискует оказаться, в конце концов, перед лицом существа, достигшего почти полной нирваны с отсутствием желаний. Если и сам аналитик желаниями не обременён, то так они и будут вместе молчать: “Реrò non mi destar, deh, parla basso”.

      Выход состоит в анализе нарциссизма, обрекающего анализ на негативную терапевтическую реакцию, даже если эта реакция состоит не в уходе с терапии, а в “психоаналитическом госпитализме” (Grunberger В., ib.). Вместо доброты, доходящей до ангелизма, или молчания, “аналитик решается произнести ключевые слова: стыд, гордыня, честь, бесчестие, микромания и мегаломания” (Green А., ib.), сказать обо всём, что сопротивляется Эдиповым желаниям и вообще сексуальности.

     Опасно ли атаковать нарциссизм? Тем более, если он выступает в моральном облике чести и стыда? Чувствует ли сам аналитик, что хуже любой горькой правды – усыхание жизни влечений, Эроса, в испанском сапоге морального нарциссизма? Если аналитик слишком долго робеет перед такими истолкованиями, то рано или поздно (часто -- слишком поздно) пациент почувствует нечестность и “доброго доктора”. “Итак, мы не отстаиваем здесь ничего другого, кроме дискурса правды против техники репарации” (Green А., ib.). Только правда позволяет выйти из заколдованного круга идеализации и преследования, т.е., из нарциссических объектных отношений. Проработка и диалектизация этих преследований-идеализаций, упрёков Я к объекту, и объекта -- к Я, только и позволяют восстановить объектные и амбивалентные связи с Эдиповыми объектами.

       И тогда мы сможем перейти к самой счастливой фазе анализа -- анализ-сон, анализ-грёза, анализ-мечта -- в которой разброд желаний творчески складывается в сновидения и мечты, не угрожающие более нарциссизму. Анализ, в котором не только аналитик участливо слушает, но и анализант может слышать аналитика и отвечать на истолкования новыми ассоциациями: всегда по направлению к  Эдипу -- вытеснению -- возвращению вытесненного. Подобно как в последней, самой сокровенной, зале помпейской Виллы Мистерий, здесь всегда возникает тема фаллоса, как момент связывания вытесненных доселе парциальных прегенитальных влечений. Язык больного выходит из горестного нарциссизма и возвращает погружённые во тьму вытеснения объекты желаний. Следующий момент -- объединение влечений под приматом генитальности. Аналитик же в своём противопереносе, наконец, чувствует, что может быть спокоен за своего пациента между сеансами

Пациент, который начинает без страха переживать свою  несознательную Эдипову сексуальность, идёт навстречу своей судьбе. “О viva morte, о dilectoso male, come pu in me, s’io nol consento?”

Литература

Bercherie P. Genèse des concepts freudiens. — P., Navarin, 1983 — 399 P.

Bercherie P. Géographie du champ psychanalytique. — P., Navarin, 1988 — 230 P.

Bouvet M. (1954) La cure type // Œuvres psychanalytiques. — P., Payot, 1968 — T. 2 — P. 9-96.

Freud S. (1899) Die Traumdeutung // G.W., — L., Imago, — Bd. 2/3.

Freud S. (1901) Bruchstück einer Hysterie-Analyse // G.W., — L., Imago, 1942 — Bd. 5.

Freud S. (1904a) Die Freudsche Psychoanalytische Methode // G.W., —  L., Imago, 1942 — Bd. 5.

Freud S. (1904b) Über Psychotherapie // G.W., — L., Imago, 1942 — Bd. 5.

Freud S. (1905a) Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie // G.W., — L., Imago, 1942 — Bd. 5.

Freud S. (1905b) Der Witz und seine Beziehung zum Unbewußten // G.W., — L., Imago, 1940 — Bd. 6.

Freud, S. (1908) Analyse der Phobie eines fünfjährigen Knaben // G.W., — L., Imago, 1941 — Bd. 7, — S. 243-377.

Freud, S. (1910) Über wilde Psychoanalyse // G.W., — L., Imago, 1943 — Bd. 8, — S. 118-125.

120

Freud, S. (1911) Formulierungen über die zwei Prinzipen des psychischen Geschehens // G.W., — L., Imago, 1943 — Bd. 8, — S. 230-238.

Freud, S. (1912) Zur Dynamik der Übertragung // G.W., — L., Imago, 1943 — Bd. 8, — S. 364-374.

Freud, S. (1913)  Disposition zur Zwangsneurose // G.W., — L., Imago, 1943 — Bd. 8.

Freud, S. (1914) Erinnern, Wiederholen und Durcharbeiten // G.W.,— L., Imago, 1946 — Bd. 10.

Freud, S. (1914a) Zur Einführung des Narzißmus // G.W., — L., Imago, 1946 — Bd. 10.

Freud, S. (1914b) Aus der Geschichte einer infantilen Neurose // G.W., — L., Imago, 1946 — Bd. 12, — S. 27-157.

Freud, S. (1915) Triebe und Triebschickale // G.W., — L., Imago, 1946 — Bd. 13, — S. 209-232.

Freud, S. (1920) Jenseits des Lustprinzips // G.W., — L., Imago, 1940 — Bd. 13, — S. 3-69.

Freud, S. (1923a) Neurose und Psychose // G.W., — L., Imago, 1940 — Bd. 13, — S. 387-391.

Freud, S. (1923b) Kurzer Abriß der Psychoanalyse // G.W., — L., Imago, 1940 — Bd. 13., — S. 405-427.

Freud, S. (1924a) Der Realitätsverlust bei Neurose und Psychose // G.W., — L., Imago, 1940 — Bd. 13, — S. 363-368.

Freud, S. (1924b) Der Untergang des Ödipuskomplexes // G.W., — L., Imago, 1940 — Bd. 13, — S. 395-402.

Freud, S. (1927) Fetischismus // G.W., — L., Imago, 1948 — Bd. 14, — S. 311-317.

Freud, S. (1932) Neue Folge der Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse // G W., — L., Imago, 1944 — Bd. 15 — 207 S.

Freud, S. (1937) Die endliche und unendliche Analyse // G.W., — L., Imago, 1950 — Bd. 16.

Freud, S. (1938a) Die Ichspaltung in Abwehrvorgang // G.W., — L., Imago, 1941 — Bd. 17.

Freud, S. (1938b) Abriß der Psychoanalyse // G.W., — L., Imago, 1941 — Bd. 17.

Green A. (1969) Le narcissisme moral // Narcissisme de vie, narcissisme de mort. — P., Minuit, 1983, — P.177-207.

Grunberger В. (1956) Essai sur la situation analytique et le processus de guérison (la dynamique) // Le narcissisme. Essais de psychanalyse. — P., Payot, 1993 — P 53-113.

Lacan J. (1973) Encore // Le Séminaire. — P., Seuil, 1975 — Livre 20, — P. 83-105.

121

В:  Социальная психиатрия. — М, ГНЦССП им. В.П. Сербского, 2004 — Вып. 1 —С. 111-121